* * *
Да, годны лишь на замазку
Наши чудо-телеса.
Мы привыкли верить в сказку,
В негорящие леса.
А воды так много в крови!
Механичны — се ля ви.
Все-таки Господь откроет —
Что на самом деле мы.
* * *
Я не страдал избытком воли,
Меня была сильнее страсть,
Я знал, что падать будет больно,
И шёл я всё же, чтоб упасть.
И вовсе было не до боли,
Легко силки из ласки сплесть.
Так птиц зимой на зерна ловят,
Которым хочется поесть.
* * *
Бессветно, уныло, дождливо,
И серость повсюду убийственна,
Досада коровой бодливой
В бок тычется рогом единственным.
Лужи повсюду, лужи —
На этих дорожках парка.
Да, не идёт шар в лузу:
Оба, видать, нестандартные.
* * *
Иной умеет деньги делать,
Он знает где, и знает как;
Уверен в том, что свет наш белый
Доить не может лишь дурак.
Ну что ж, пускай он ищет, тащит,
Удаче наступив на хвост.
Настанет день — сыграет в ящик —
Отправят пышно на погост.
И мрамора нависнет глыба,
И к ней дорожка — словно мел...
Такими он деньгами двигал,
Такие связи он имел.
* * *
Я руки озябшие грею,
Огню хворост нравится красть...
Да, к старости люди мудрее,
Слабеет желание, страсть.
Не стану моложе я к маю,
Не рухнет под ноги скала.
Но молодость я вспоминаю,
Где мудрость в загоне была.
* * *
Мы пришли сюда, чтобы любить,
И, порою, даже без оглядки;
А проходит это, стало быть, —
Нам пора сворачивать палатки, —
И гнездо в другом местечке вить,
Где капели не слышна челеста.
На земле так тесно от любви,
Нелюбви здесь очень мало места.
* * *
Скотина иль последний сброд
Родителей не признаёт.
* * *
И десять жизней мне не хватит,
И сто не хватит жизней мне,
Все проведу в одном халате,
И все один пейзаж в окне.
И эти книги, эти строчки
Своих или чужих стихов.
Мне нравится быть одиночкой,
Командующим букв и слов.
Но жизнь одна, и мне быть с нею,
Во всем быть с нею заодно.
Наверно, мало я успею,
Но ровно столько мне дано.
* * *
Они летят в окно и двери,
И мы для них всегда - дары;
Кто в бескорыстие их поверит?
И что возьмёшь с них — комары.
Желаний зуд — что твари эти,
По комариному поют,
Под простыню забраться метят,
Над самым темечком снуют.
Желания хуже, чем простуда,
Их клял и русский, и тунгус.
Зачем? На кой ляд? и откуда?
Явился к нам весь этот гнус?
* * *
А ты прощай, других касательно.
Себя прощать – не обязательно.
* * *
Камень. Утренний рассвет,
Деревце любое…
Мёртвого в природе нет.
Всё вокруг живое.
* * *
Матери любовь – забота,
Не расчётливое что-то.
* * *
Ответа нет, колюче, сыро,
И ветер ветки шевелит.
А он идёт, согнувшись сирый,
Согреться полночь не велит.
В домах зашторенные окна,
Густой забиты темнотой,
А человеку очень плохо,
И ищет человек покой.
Ох! этот дождик, эта темень, —
Лучи проснуться не спешат...
Ужасно — замерзает тело,
Ещё ужаснее — душа.
* * *
Туда уходит тело –
Откуда прилетело;
Это всё в порядке.
С душою – непонятки.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Проза : Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
